Когда бессилен закон - Страница 23

После часа беседы и Генри и Дэвид выглядели разбитыми. Генри впервые за все время обернулся ко мне. Я подумал, что он собирается меня о чем-то спросить. Он почти так и сделал.

— Марк, не будешь ли ты любезен выйти на минуту в приемную? Мне бы хотелось поговорить с Дэвидом наедине.

Я вовсе не собирался показывать свое изумление. В то же время я поспешно вскочил с кресла, так, словно меня застали за подглядыванием в замочную скважину.

— Всего лишь на минуту, — извиняющимся тоном сказал Генри.

Дэвид даже не поднял глаз. Следующие десять минут я провел в приемной, уставившись в стену, чтобы не пришлось заводить короткой беседы с секретаршей, и ломая голову над тем, о чем могли говорить Генри с Дэвидом.

Должно быть, обо мне, подумал я.

* * *

— Когда они оба вышли, — рассказывал я Лоис в тот вечер, — ни один из них не выглядел хоть сколько-нибудь счастливее.

Я не сказал ей о том, какие это имело последствия. Когда я пригласил Дэвида на ленч, то начал задавать ему те же самые вопросы, что и Генри, только, как мне казалось, более дружелюбным тоном. Это продолжалось до тех пор, пока Дэвид не положил вилку и, быстро взглянув на меня, не сказал:

— Значит, ты тоже не веришь мне, не так ли?

Возможно, он сам предпочтет рассказать об этом матери. Я думал: позвонил ли он ей уже в тот день или нет? Дина смотрела на Лоис так, будто слово было предоставлено лишь взрослым, но у Дины у самой вертелся на языке один вопрос. Еще немного подождав, она задала его:

— Папа, а почему бы тебе просто не подобрать для Дэвида какого-нибудь обвинителя поплоше? Разве ты не можешь сделать этого?

Самым коротким ответом было «нет». Более неприятный ответ заключался в том, что в моем штате не было настолько бездарного обвинителя, чтобы он мог проиграть дело Дэвида. Я не стал давать Дине ни того, ни другого ответа. Я подхватил ее на руки и отнес к ней в спальню, где рассказал о специальных обвинителях так, как рассказывают сказки на ночь. Потом я вышел, чтобы дать ей возможность переодеться в пижаму, а когда вернулся, застал ее на коленях рядом с кроватью.

Я уже давно не видел, чтобы она делала это. Дина молилась про себя и, когда закончила, больше ни словом об этом не обмолвилась.

Как только она улеглась, в спальню пришла и Лоис. Стоя по разные стороны кровати нашей дочери, мы поцеловали Дину и пожелали ей спокойной ночи. Она обхватила наши шеи обеими ручонками и попрощалась с нами долгим, неловким для нас объятием.

— Не тревожься обо всем этом, Диночка, — прошептал я.

Лоис попросту обняла дочь еще раз.

— Доброй ночи, дорогая, — сказала она от двери минутой позже.

Мы с Лоис снова оказались в кабинете, в дальней части дома. Комната выглядела огромной и тихой. Я подождал, не хочет ли Лоис сказать мне что-то еще. Когда она снова взяла свое вязание, я отправился к бару.

— Дэвид звонил мне, — сказала Лоис, когда я повернулся к ней спиной. — Мне не показалось, что он очень доволен адвокатом, которого ты для него выбрал.

— Я уверен, что адвокат мог бы вернуть ему этот комплимент. Если Дэвид считает, что может найти защитника, который рассыплется в благодарностях за предоставленную возможность защищать эту его…

— Я сказала ему, что это неважно, потому что дело никогда не дойдет до суда.

В течение минуты я смотрел на нее изучающим взглядом. Лоис моего возраста, ей сорок пять, она стройна и все еще привлекательна той красотой, какая бывает свойственна так называемым деловым женщинам. Иногда — и это был один из таких моментов — я пытался понять, почему же мы не развелись с нею уже много лет назад. Затем я вспомнил про Дину. Наше «соглашение» было не столько данью старомодной традиции, сколько совместным проживанием ради нашего ребенка. Дело было попросту в том, что ни один из нас не хотел жить отдельно от Дины. И к тому же не существовало какой-то веской причины на это. Мы с Лоис были товарищами по общежитию, почти всегда приятными друг для друга. Когда мы пытались стать чем-то большим, это огорчало нас обоих, напоминая о тех временах, когда на это не требовалось усилий. Однажды мы с нею — и это несомненно — разведемся: я не мог представить нас стареющими вместе после ухода Дины. Эта мысль тоже огорчала меня.

Пока я стоял задумавшись, Лоис отложила в сторону вязание и смотрела на меня. В те дни это стало обычным способом нашего общения, когда в том возникала необходимость, — изучение друг друга в поисках признаков внутренней жизни.

— Разве это не так? — спросила Лоис.

— Да. Дело никогда не дойдет до суда.

— Марк, не думаешь ли ты… Мне хочется знать, не приходило ли тебе на ум, что Дэвид, возможно, лжет?

— Нет! Конечно же, я ему верю!

— Не огрызайся. Это серьезный вопрос. Потому что, если бы ты думал, что он действительно сделал это, ты не проявлял бы столько агрессии в вопросе о разрушении планов обвинения. Скажи мне…

— Нет. И на секунду не задумывайся над этим. Все это даже не имеет значения.

Лоис отвернулась и переменила тему.

— Я все думаю, что, может быть, мы беремся за дело не с того конца? Может быть, еще прежде чем что-нибудь случится, ты мог бы встретиться с этой женщиной…

— Ее не могут найти.

— Не могут?

— Нет. Похоже, она уехала из города. И не найдено ничего, что мы могли бы против нее использовать. К судебной ответственности она никогда не привлекалась. Живет в бедном квартале, что естественно для уборщицы. Генри сегодня высказал одну мысль…

Я рассказал Лоис о замечании адвоката насчет возможности шантажа.