Когда бессилен закон - Страница 56

— Протест отклоняется, — громко сказал он, вновь вызвав ропот в зале.

Генри снова был на своем месте. Нора еще какое-то недолгое время постояла между ним и свидетельницей, впившись в Генри озлобленным взглядом. Наконец она медленно отошла в сторону.

— Я повторю вопрос, миссис Джексон, — сказал Генри.

В голосе его не было и намека на какую-то скабрезность. По-прежнему он говорил, как беспристрастный ученый.

— Были вы сексуально возбуждены, когда обвиняемый проник в вас? Позвольте, я скажу более определенно. У вас были соответствующие выделения?

— О, мой Бог! — воскликнула Нора, намереваясь выступить с протестом.

Уотлин отмахнулся от нее.

— Отклоняется!

У миссис Джексон, по-видимому, появился самый отвратительный за всю ее жизнь привкус во рту. Она словно выплюнула это:

— Была ли у меня… была ли у меня смазка? Нет! Да вы…

В этом не было ничего веселого. Он надругался надо мной! Возбуждена?! Дальше вы захотите узнать, было ли у меня еще что-нибудь? Так вот мой ответ: нет! У меня не было…

Она замолчала, и первый раз в ее голосе прозвучал слабый звук, напоминавший рыдания.

— Нет, — сказал Генри. — Я не собирался об этом спрашивать. Это не имело бы отношения к делу.

— Протест! — воскликнула Нора. (Я не думаю, что она вообще садилась.) — Я протестую против этих постоянных посторонних замечаний, которые делает защита.

— Не делайте замечаний, адвокат, — мягко сказал Уотлин.

Судя по реакции публики, все они решили, что судья полностью потерял контроль над процессом, однако Уотлин казался невозмутимым. Мне представляется, что он в тот момент думал, будто производит впечатление человека, наделенного неким высшим знанием, хотя в действительности вид его не выражал ничего, кроме полнейшего безразличия. Он сидел там так, будто попросту дожидался следующего перерыва на обед.

Генри, слава Богу, сменил тему. Второстепенные вопросы о здании, планировке офисов, о времени обходов охранной службы. Менди Джексон успокоилась. Да и все мы успокоились. Я думаю, что скука уже понемногу начинала наплывать на собравшуюся в зале толпу. Двери судебного зала то и дело открывались и закрывались. Глаза судьи Уоддла тоже наполовину закрылись. Было больше четырех вечера. Уже пару часов солнечный свет лился сквозь большие окна.

Генри продолжал:

— Вы знаете размер жалованья Дэвида Блэквелла?

— Нет.

— Как вы думаете, сколько он зарабатывает?

— Протест! Призыв к высказыванию предположения.

— Нет, такого здесь не было. Ваша честь! Можем мы подойти?

— В этом нет необходимости. Я отклоняю протест.

— Сколько, по вашему мнению, зарабатывает Дэвид? — снова спросил Генри.

Менди не поддавалась.

— Больше, чем я, — сказала она.

Неплохо. Генри не давил на нее.

— А сколько получаете вы? — спросил он вместо этого.

— Пять тридцать пять в час, — ответила она прежде, чем Нора даже успела подняться.

— Сколько же это дает вам в неделю после всех вычетов?

— Я снова заявляю протест, — сказала Нора. — Если этот вопрос имеет отношение к делу, то я хочу знать какое.

— Я здесь единственный, кто имеет право требовать объяснений, адвокат, а я понимаю, какое это имеет отношение к делу. Ваш протест отклонен, — заявил Уотлин.

— В неделю получается сто шестьдесят семь долларов, — сказала Менди.

— А сколько же стоит один семестровый курс в университете Тринити, который вы посещаете?

— Я говорила вам, что я получаю стипендию. И ссуду.

— Фактически про ссуду вы, по-моему, упомянули только сейчас. Но это не ответ на мой вопрос. Какова цена одного семестрового курса?

— Думается, где-то около двухсот долларов.

— И сколько курсов вы слушаете в этом семестре?

— Четырнадцать.

Генри подождал записывать приведенные цифры в своем блокноте и дал присяжным время произвести простой подсчет. Я по-прежнему ничего не мог прочитать по их лицам. Но мне думалось, что Генри атакует ее слишком долго. Дольше, чем это сделал бы я. Какое-то непродолжительное время Менди действительно выглядела попавшей в затруднительное положение, что-то рассчитывающей, но теперь она снова начинала вызывать к себе симпатию. Как она могла жить на такую скудную зарплату, имея двоих детей? Жить и еще учиться в университете. Если даже и ни на кого больше, то на меня во всяком случае это производило впечатление.

— Позвольте задать вам несколько вопросов, касающихся ваших детей, — сказал Генри и довольно подробно расспросил ее.

Имена, возраст, класс, в котором они учатся в школе. Голос миссис Джексон потеплел. Голос Генри тоже стал мягче. Стоило отвлечься, и их голоса сливались в какой-то монотонный гул-Зал теперь наполнился зноем. Бейлифы опустили жалюзи на окнах с западной стороны, но от этого жар солнца стал казаться лишь более угрожающим. Жалюзи светились так, будто солнечный диск висел прямо за ними, поджидая нас там, чтобы ослепить первого же, кто выглянет. Уоддл кивал, сдерживаясь, поглядывая на часы и беспокойно ерзая.

— У меня больше нет вопросов к свидетельнице, — резко вдруг оборвал Генри.

Все мы зашевелились, словно по рядам пробежал холодный бриз.

Уотлин выглядел счастливым, пока не повернулся к Норе.

— Я полагаю, вы хотите провести повторный допрос? — почти обескураженно спросил он.

— Да, ваша честь.

— А вы, следовательно, повторите затем перекрестный, — сказал он в сторону Генри. — Хорошо, но мы превысили время, отведенное мне да и присяжным на слушание. Мы продолжим завтра с девяти часов. Помните об инструкциях, которые я дал вам насчет того, чтобы вы не беседовали о данном деле с другими людьми и не позволяли им разговаривать с вами, — сказал он присяжным, и те закивали, будто и впрямь внимательно его слушали. — Все остаются на местах, пока присяжные заседатели не покинут зал.